Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И когда оно произойдет?
– Смотря на сколько их хватит притворяться, будто все нормально. Те, кого это касается больше всех, по-прежнему ищут пути выхода, поэтому хотят, чтобы впечатление, будто ничего страшного не случилось, продержалось как можно дольше.
– Так, может, мне пора снова выйти на моего Федэкса?
– Если считаешь, что его нужно подбодрить.
– Наверное, нужно.
– Тогда определенно встретьтесь.
В этот момент их беседу прервала группа музыкантов, исполнявшая «Пиратов Пензанса»[145] в жанре блюграсс – на банджо, скрипке, концертино и казу, с очень красивым и громким вокалом. Банджист при этом стоял прямо перед ними, так что им оставалось только откинуться на спинки кресел и наслаждаться музыкой.
Засыпая тем вечером, Шарлотт думала над разговором, а утром отправила сообщение Ларри: «Кофе? Ужин?» И получила ответ: «Ты же шутишь, да?» – «Нет. Тебе нужно питаться, и мне тоже». – «Я в Вашингтоне». – «Не сомневаюсь. Уже что, конец света?» – «Около того». – «Так что, скоро будешь здесь?» – «Да». – «А питаться нужно, даже когда конец света». – «Да». – «Ужин? Завтрак?» – «Ужин. Вторник».
* * *
Когда она, отложив все дела из своего списка, готовилась к ужину с Ларри во вторник, ей позвонила Джен Октавиасдоттир.
– Знаете, кто похитил Матта и Джеффа? – спросила Джен с запястья Шарлотт. – Помните, мы заподозрили охранную фирму? Я вам говорила, что она, судя по всему, была связана с Генри Винсоном. И это было логично, учитывая все, что мы тогда знали. Поэтому мы установили за всеми ними наблюдение. Но в ту ночь, когда возле башен произошел мятеж, я поговорила с человеком, который работал на эту фирму, он мне кое-что рассказал, и я попросила своего помощника проверить ту информацию. Так вот, похоже, это правда. «Пинчер Пинкертон» работала на Винсона, а «Активное подавление неподчинения» появилось позднее. И самый главный в АПН, Эшер, работал на Ларри Джекмана.
– Ого! – Шарлотт попыталась осмыслить услышанное. – И что это значит? – Но тут она поняла: – Черт! Вы хотите сказать, что за всем этим стоит Ларри?
От внезапно нахлынувшей ярости ей застило красным глаза – физиологическая реакция, которую мог испытать любой. Мир вокруг покраснел!
– Да, только здесь дело немного сложнее, – ответила ей Джен, и Шарлотт снова обрела зрение. – Спускайтесь в общую комнату, я объясню вам лично.
– Да, конечно. Мне скоро нужно уходить, как раз на встречу с Ларри Джекманом. Поэтому мне нужно все знать!
– Определенно.
* * *
В Сохо находился ресторанчик, где они в старые времена часто бывали. Шарлотт показалось немного странным, что Ларри предложил именно его, но ей нравилась здешняя кухня, и, зная его занятость, ей не хотелось усложнять дело встречными предложениями. Дело и так непростое.
Заведение было совсем крошечным, вписанным между двумя зданиями еще, наверное, в XIX веке. За длинной барной стойкой тянулась модель панорамы Манхэттена, выстроенная из бутылок. Официант усадил их в комнате на верхнем этаже с видом на внутренний дворик с кирпичными стенами и единственным выжившим деревом. Защищенное от ураганных ветров, оно до сих пор сохранило листья – сейчас оно своим видом напоминало произведение китайского декоративного искусства.
– Ну как дела? – спросила Шарлотт, когда им принесли напитки.
Ларри поднял бокал белого вина, чокнулся с ней.
– Твои домовладельцы приводят всех к панике, – проговорил Ларри, глядя на свой бокал. – Хотя тебя это, похоже, не удивляет.
– Нет.
– Ты попросила свою подругу Амелию Блэк все это начать?
– Мы не настолько близко знакомы.
– Она кажется полной дурой, – сказал он.
– Нет, вовсе нет. Она довольно смышленая.
– Ты шутишь.
– У нее просто такой облачный образ, только и всего. Думаю, можно так объяснить. Вот ты слышал историю про Мэрилин Монро?
– Нет.
– Один раз она шла по Парк-авеню со Сьюзан Страсберг, и на них никто не обращал внимания. Тогда Мэрилин спросила: «Хочешь увидеть толпу почитателей?» – а потом вдруг изменила осанку и взгляд, и их сразу окружила толпа. С Амелией, наверное, то же самое.
– Не понимаю, как это устроено.
– Думаю, нам не стоит отвлекаться.
Он, слегка ссутулив плечи, согласился. Его поза словно говорила: какая радость – ужинать с бывшей. Шарлотт напомнила себе, что должна придержать язык. Это было очень тяжело. Пожалуй, то, чтобы встречаться со своим именитым Федэксом при подобных обстоятельствах, было сродни садизму, но ею двигала более высокая цель, об этом нельзя было забывать.
– Я только хочу сказать, – продолжила она, – что эта тщательно скрытая и, наверное, неосознанная смышленость Амелии – сейчас не главное. Главное то, что банки находятся в ужасе. У них же кредитов в пятьдесят раз больше, чем собственных средств, верно?
Он кивнул:
– В этом нет ничего противозаконного.
– То есть они как крытые переходы, которые тянутся в самый космос и не имеют никакой опоры на дальних концах. А теперь по ним бьет ураган типа нашего «Фёдора», и они качаются так, что вот-вот оторвутся и улетят прочь.
– Какой витиеватый образ, – заметил Ларри.
– И пользоваться этими переходами никто не хочет.
Он кивнул:
– Так и есть. Кризис доверия.
Она не смогла сдержать улыбки.
– Когда экономисты начинают говорить о доверии и о цене, всегда становится видно, что они в глубоком дерьме. Обычно-то для них фундаментальные факторы – это процентные ставки и стоимость золота. Но потом пузырь лопается, и фундаментальными факторами становятся доверие и цена. Как создать доверие, сохранить его, восстановить? И каков основной источник стоимости? Я читала историю, и я не сомневаюсь, что ты все это уже знаешь. Помнишь, Бернанке пришлось признать, что правительство – это основной гарант стоимости, который спас банки при кризисе 2008-го?
Ларри кивнул.
– Известный случай, да? Заставляющий даже задуматься о политэкономии, а то и о философии?
– Печально известный, – поправил он.
– И скандальный! Повергающий в ужас любого экономиста! Полное подавление рынка!
– Ну, насчет этого я не знаю. Мнение было таково, что стоимость устанавливает рынок – простым согласованием цены продавцом и покупателем. Свободное принятие контракта, все такое.
– Но это всегда было бредом.
– Вот ты так говоришь, но что имеешь в виду?
– Я имею в виду, что цены систематически занижаются. Потому что покупатели и продавцы соглашаются наплевать на будущие поколения, лишь бы получить желаемое.